Самое легкое – заморозить  искусство где-то в прошлом

и ретроспективно наблюдать, как хорошо всё было.

31 октября в кинотеатре «Орлёнок» в рамках проекта «Настоящее кино»  состоялась премьера фильма  «Сохрани мою речь навсегда», памяти поэта Осипа Мандельштама, снятого Романом Либеровым. Это история поэта, созданная с помощью граффити, рэпа, кукольного театра и компьютерной графики. Рома Либеров снял ряд картин о знаковых русских авторах, в том числе о Бродском, Довлатове, Олеше. Настала очередь Мандельштама.

Журналу И.Л.И. посчастливилось попасть на премьерный показ и пообщаться непосредственно с самим режиссёром, который неоднократно приезжал в Нижний Новгород со своими картинами.

— Вы в третий раз приезжаете в Нижний. Вам полюбился наш город?

— Не то,  чтобы полюбился или не полюбился. Еду туда, куда приглашают. Ирина Юрьевна, директор кинотеатра «Орлёнок»,  считает, что это важно, что режиссёр вызовет  дополнительный интерес, потому что на наши работы  случайный человек, к несчастью, не пойдёт.

— Как Вы пришли к тому, что стали снимать цикл фильмов о писателях?

— На самом деле,  я просто очень люблю книжки. А ещё  мне очень нравится смотреть кино, да  вообще кино, как возможность, кино как кино: как занавес раздвигается, как свет гаснет, как трейлеры идут с рекламой. Но и книги люблю. А нужно  ведь делать то, что любишь. Поэтому я пытаюсь это как-то совместить. Я бы не хотел сочинять какую-то историю, где артисты что-то делают, разыгрывают, мне по этому поводу нечего сказать.

— Почему Вы выбрали именно  Мандельштама?

—  Во-первых, по любви, по-другому ведь и не бывает. Любовь же нельзя симулировать. Можно симулировать всё, что угодно: странность, увлечённость, даже талант. А любовь нельзя! Её не спрячешь, что бы ни делал. Во-вторых, мы имеем дело просто с отдельной личностью, с крупнейшим поэтом русского языка, объяснять особо нечего, как мне кажется.

-Фильм начинается  с фразы «Невинно убиенным своей страной». Вы считаете, Мандельштам – жертва своего времени?

— Ни в коем случае. Неужели он мог показаться жертвой? Он надеялся, что его стихи будут опубликованы! В ближайшей «Правде», в ближайшем «30 дней». Мне кажется, он ни в коем случае не хотел казаться жертвой. Никогда. В силу некоторой шизоидной психопатии, которая у него развивалась, у него была высокая амплитуда колебаний от временного восторга вроде: «Я должен жить, дышать», «попробуйте меня от века оторвать, ручаюсь вам, себе свернете шею» до депрессивных моментов.

— Современники не воспринимали Мандельштама, он был им не нужен, а чем он  полезен нынешнему поколению?

— Всякое слово в любом жанре или виде искусства – передача опыта проживания отдельного частного человека. Для нас сегодня он  – квинтэссенция поэта. Если говорить «русский поэт» — всегда будет Мандельштам, пока не возникнет кто-то ещё. Он и мог бы быть нам полезен как опыт проживания отдельной, частной жизни.

—Тяжело было собирать информацию о нём? Родственников ведь не осталось.

-У него есть дальние-дальние родственники. Но дело даже не в этом, самой информации то немного осталось. И потом, что значит информация? Важно ведь то, что написано им самим. Всё, что он хочет, чтобы о нем было бы известно – всё написано в стихах и прозе. Всё остальное не важно даже.

— На Ваш взгляд,  Мандельштам в виде рэпа – форма восприятия современностью его творчества?

— Когда мы говорим о том, чтоб сохранить речь – мы говорим о не том, чтоб её законсервировать и оставить навсегда в столетней давности. Три года работы значат, что я ничего не делал в слепую,  я за всё отвечаю, и  для меня работа Вани Noize – большая гордость и любовь. И я думаю, что Осип Эмильевич был бы в невероятном восторге, до слёз бы хохотал, если бы услышал,  как новый городской поэт переделал его стихи!

-Как вышло, что именно Noize MC  написал заглавную композицию?

— Я давным-давно хотел с ним работать. Мы не были знакомы, это случилось года два назад. Я просто позвонил Ване, потом мы встретились, я всё объяснил, и он этим проникся. Я много с кем связывался: с Бастой репетировали, я прислушивался к Тати, к Смоки Мо.

-То есть вы хотели, чтоб это был именно рэп?

— Да! Мне очень хотелось, потому что рэп, хотя даже не рэп, рэп – это взять и всё сузить , это же полу-гранж, полу-рок, полу-рэп – то, что пульсирует сегодняшним днём, я же не старик, мне очень нравится всё, что сейчас звучит.  Видели граффити в фильме? Это всё делала одна из крупнейших команд стрит-арта  — Zukclub, которые расписывают всю Россию сейчас.

— Все кадры из фильма  с граффити – живые съёмки?

— Практически все! Что-то вживую, что-то – компьютерная графика. Это всё ребята из Zukclub, Серёжа Овсейкин! Самые настоящие акты вандализма. Но мне страшно нравится всё, что касается стрит-арта. Самое легкое, к чему склонны многие – заморозить  искусство где-то в прошлом и ретроспективно наблюдать, как хорошо всё было.

— Откуда взялась  идея внести кукольную часть в фильм. Во всех ваших картинах много графики, но почему именно кукольный театр?

— Мне интересны возможности киноязыка, они же колоссальны! Но, имея это всё, он настолько всемогущ, что нас ничего не способно удивить. То, что происходит на экране – это совершенно невероятно. Понимаешь, что никаких преград нет, а вместе с тем и чудо куда-то исчезло. Когда кино всё может, ты все время спрашиваешь: «А где чудо?». Мне это не по душе. И я ищу возможности киноязыка, отсюда все выразительные средства.  Я же не из себя их достаю. Автора нужно читать! По-моему, это естественно и органично для  Осипа Эмильевича  — быть марионеткой. Это же герой диктует. Я  каждый раз повторяю и не устану повторять, что мои выдающие педагоги мне всегда  говорили: «Читаем автора. Надо читать автора». Это всегда, чем бы вы ни занимались: сначала нужно понять, что там автор делает, чтоб об этом снять или написать.  Поэтому, по мне, кукольный театр тут —  это естественное выразительное средство. Читая Мандельштама,  я сразу увидел кадр, когда во рву, абсолютно безымянным образом, с выдернутыми золотыми коронками, лежат части этого тела. Не осталось же ни могилы, ни костей, ничего.

Я увидел, и мне всё стало понятно. И  время, когда человек в некотором смысле – кукла-марионетка, и  он сам,  из-за своей подвижности, своей, в некотором смысле,  детскости, мультипликационности что ли,  какая-то кукла. Мне так хотелось, чтобы вот мы весь фильм видели что-то и  уже начинали забывать, что это кукла, начинали верить, что это Осип  Эмильевич…  И вдруг эта деревяшка какая-то, сделанная  выдающейся Анной Викторовой, создателем и главным режиссёром театра Кукфо в Петербурге,   вдруг она просто лежит в земле. Не мы самовыражаемся, автора читаем!

Сохранить речь – значит, надо ее сохранить, давайте сохранять! На стенках писать, памятники ставить. Пусть они бронзовеют, но всё равно – это точка притяжения. Я называю это – «земной якорь».

— Ваши работы  спонсируются с помощью краудфандинга?

— Нет, это всё в интернете обрастает враньем, то есть превращается в истории Хармса о Пушкине.  Путем краудфандинга мы собрали очень и очень незначительную часть бюджета. Я виноват в этом сам. Я не чувствую правды в этом. Мне кажется неловким, я не думаю, что так стоит действовать. Как-то не  понимаю я  этого. Вот представьте, я говорю Вам, мол, ребят,  дайте 400 рублей, в общей фонд положим, кино на эти деньги снимем. Ну не знаю,  не чувствую я  правды в этом краудфандинге.

— Как тогда Вам удаётся снимать работы? Известно, что часть работ спонсировал канал «Культура»?

— Первая работа – про Юрия Олешу делалась вообще без бюджета,  в связи с чем возникала масса трудностей и неловкостей. Вторая работа –  «Разговоры с небожителем» — об Иосифе Бродском – делалась при частичном финансировании «Культуры» и знакомого  бизнесмена, который помог нам сделать самое главное. Третья работа о Георгии Владимове также была частично финансирована каналом «Культура» и засим я прекратил всяческие отношения с ними, потому что это совершенно бессмысленно.

Мне неловко пересматривать эти работы, в связи с их примитивностью для меня,  я знаю, чего я хотел, и всегда буду видеть, что не удалось. А потом когда я плюнул на всё, мы решили действовать частным образом. И вот тогда уже мы пошли с протянутой рукой по всем. И работа «Написано Сергеем Довлатовым» — работа, сделанная безо всякой поддержки каких-то структур, целиком на частные пожертвования  разных людей. И уже на последней стадии подключился Константин Львович Эрнст и Первый канал, дав возможность нам всё это как-то закончить. В нас же никто не верил, мы приходили в кинотеатры, а нас не пускали на пороги. Никто не верил, что в кинотеатре может идти какой-то  фильм непонятного жанра про писателя. Спрашивали: «у вас там есть актёры?»,  мы отвечали: «есть, но их там нет в кадре».  И как это объяснить? Никто не хотел брать это в прокат, нам пришлось с Яной Макаровой создать отдельную кинопрокатную компанию только для того, чтоб прокатывать фильм «написано Сергеем Довлатовым»!  И так произошло, в первую очередь, конечно, благодаря имени Сергея Довлатова и любви к нему, что  в кинотеатры  пришло, безо всякой рекламы — у нас не было ни одной копейки вообще – двадцать тысяч зрителей только по билетам! Это  дало нам возможность работать дальше. И  уже в числе первых подключился Константин Львович.

Он никоим образом не занимался процессом, только поддержкой. Людей с каждым разом становится всё больше. Я говорю это не потому, что мне нужно выговориться перед спонсорами. Они вообще не спонсоры, у нас даже нет таких отношений  с ними. Лен Блаватник – выдающий бизнесмен  и филантроп, американец российского происхождения, дал нам первые деньги, чтоб мы смогли начать, потом Первый канал дал следующую возможность это всё продолжать. А отдельный человек, Юрий Иосифович Кокуш, представляете, сказал: «Я закрываю все ваши перелёты. Все тридцать экспедиций от Венеции до Владивостока».  И когда мы думали, что мы это уже не закончим, на последней стадии появился фестиваль «Черешневый лес» — это было особенно важно для меня.  Я же раньше думал, что там только небожители – ну кто мы, и кто они. И вдруг они взяли и нас поддержали! Вы же видели, в титрах написаны все благодарности.

— Кто ещё в списках ваших любовей? О ком ещё вы хотите снять ?

— Мы уже давно все вместе работаем над фильмом о самом крупном человеке из тех, кто вообще писал по-русски, об Андрее Платонове.

Инна Бякова